Плодотворна ли религия для ученого?
Какое чудо, если есть
Тот, кто затеплил в нашу честь
Ночное множество созвездий.
А если все само собой
Устроилось, тогда, друг мой,
Еще чудесней.
А.Кушнер. Флейтист
Нужда в догматах веры возникает как раз потому, что наше понимание несовершенно.
Дж. Сорос
Эти размышления родились как ответ на статью немецкого математика и христианского деятеля Бодо Фолькманна, в которой автор рассуждает о совместимости научного мышления с христианской верой. Не претендуя на полный анализ этой большой по объему статьи (она занимает около двух печатных листов), хочу высказать все же некоторые соображения, касающиеся совместимости науки и религии не просто как отдельно существующих феноменов, а как путей познания и самопознания, т.е. познания как внешнего, так и внутреннего мира.
О психологическом сходстве путей познания в науке и религии. Говоря о многообразии наук, автор выделяет некоторые общие черты, которые их объединяют: всем наукам присущи предмет, метод и понятие истины, которые тем не менее для каждой науки свои, что порождает многообразие истин. Здесь не вредно, на наш взгляд, заметить, что установление истины - интуитивный акт, а ее принятие мировым сообществом или каким-то другим коллективом есть акт соглашения, конвенции. Таким образом, роль конкретики, свойственной каждой науке, в данной статье несколько преувеличена: действуют и общие закономерности философского, науковедческого и психологического плана, и для того, чтобы выйти на них, вовсе не обязательно обращаться к религии.
У разных наук, продолжает автор, и разные предметы изучения. У естествознания - это природа, которую мы наблюдаем с помощью приборов. Здесь я бы хотел добавить, что всякое наблюдение - акт сенсорный, т.е. обращенный к органам чувств, а приборы, на которые делает акцент автор, служат лишь преобразователями и усилителями сигналов от объектов наблюдения. К сенсорике в естествознании добавляется еще и логика, приводящая в определенный порядок способы, последовательность и результаты наблюдений. Иное дело - математика. Здесь логика является главным оружием. Хотя и в естествознании, и в математике в процессе рассуждения присутствует также интуиция (озарение, инсайт), играющая важную роль на этапе творчества, нахождения истины. А это уже акт, психологически весьма сходный с религиозным озарением. Таким способом, используя психологический подход, можно довольно быстро прийти к выводу о родстве путей познания в науке и религии.
К объединяющим науку и религию чертам, как уже отмечалось нами, относится также конвенциальный характер истины: и в науке, и в религии в конечном итоге истина как признанная сообществом закономерность всегда является продуктом соглашения (конвенции) специалистов. Рассуждая о методологии наук, об автономии, изолированности отдельных областей знания автор, чересчур увлекаясь, как нами уже отмечалось, этой стороной вопроса, приходит к ошибочному, на наш взгляд, утверждению о том, что историк, например, не имеет право использовать методы математика или физика. Это положение опровергается, в частности, широким использованием в истории для определения возраста каких-либо предметов радиоизотопного анализа, а также применением математических (скажем, компьютерных) методов обработки нарративных (повествовательных) текстов, вполне доступных историкам.
Богу - Богово, а кесарю - кесарево (вопросы трактовки Священного писания).Должен сказать, что все высказывания производятся мною, исходя из человеческой сущности, а не из божественной, как это делает временами автор описываемой статьи. То, что человек несовершенен, - не отрицаю, но припасть к более мощному источнику не тороплюсь, ибо у него есть разные имена, обозначающие разные религии. Да и, кроме того, для любого человека, который в своей жизни хоть раз занимался серьезным и длительным исследованием, требуется убедиться, действительно ли существует этот глубокий источник, знания, мудрости, истины. В этом корень придирчивости и дотошности, с которой ученый исследует феномен религии, не торопясь ничего принимать на веру, конечно, если он подходит к религии как исследователь, а не как “потребитель”.
А есть ли преимущества у христианства по сравнению с другими религиями? И почему автор рассматриваемой статьи выбирает именно эту религию? Мне трудно судить, т.к. многие из нас в большей или меньшей степени воспитаны в ауре христианских образов, архетипов. В пользу христианства автором рассматриваемой статьи приводится следующее утверждение: Христос умер за нас, грешных людей, приняв мученическую смерть на кресте. Задумаемся на минуту, о какой смерти идет речь? О смерти тела? Но ведь главная сущность Христа, как признает и сам автор, духовна. В христианстве существует даже ветвь монофизитов (армянская, эфиопская, коптская церкви), считающих, что Иисус не был человеком, а “только” Богом. В отличие от двух других людей, казненных одновременно с ним, Иисус знал, что его ждет в будущем: сесть одесную Отца небесного - почетная миссия! Так что и жертва-то сама, быть может не такова, как ее представляет автор статьи. Впрочем, в других религиях, с которыми мне приходилось знакомиться, тоже немало противоречий. Но о них нельзя молчать, когда исследуешь их совместимость с наукой! Ведь настоящая наука очень критична к противоречиям в своих собственных рассуждениях, а тем более (а иногда, к сожалению, и менее) - в своих основах.
Надо сказать, что критическое мышление, присущее автору, когда он рассуждает о науке, покидает его, как только он переходит к религии: и в самом деле, любовь не терпит критики. Слов нет, христианство сыграло свою роль в истории западного мира и продолжает играть. Это самая распространенная из мировых религий.
Однако, ее сравнение с наукой требует постоянных доказательств, что, согласен, для религии не так-то легко сделать, поскольку это, несмотря на общие черты с наукой, все же объект иной природы, и его сочетание с наукой может производиться скорее по принципу дополнительности. Но уж математику-то должно быть понятно, что здесь существует альтернатива: либо вы при описании религии пользуетесь обычной, формальной логикой, либо доказываете, что она здесь неприменима (хотя и была еще в древности канонизирована католической церковью!). Это решение церкви я принимаю (надеюсь!) как рабочий инструмент. Не уверен, что этого же тезиса придерживается и мой оппонент, выступающий за изолированность отдельных областей знания.
Может ли человек общаться с Богом? Обычно ответ священнослужителей примерно таков: может, если Бог захочет, а он не отказывает ищущему. Вопрос только в том, как человек своими несовершенными органами чувств ощутит, что он беседует именно с Богом, а не сатана строит здесь свои козни, на кои он, как известно, мастер? (“Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем Моим...” - так звучит это предупреждение Иисуса верующим в Евангелии от Марка). Вот на упомянутый вопрос я не получил удовлетворительного ответа в статье, хотя ее автор и рассуждает об этом немало. Слабость перед лицом Бога, о которой многократно говорит Б. Фолькманн, может ведь сыграть с человеком злую шутку: за Бога он примет кого-то другого.... Как тут не вспомнить Альберта Эйнштейна, говорившего, что наука без религии хрома, а религия без науки слепа!
Христианство и восточный мистицизм. Однако вернемся вслед за автором от духовного к материальному. Вечна ли материя? - спрашивает он. И отвечает: современная физика пришла к выводу, что мир имеет начало, и это якобы согласуется с идеей творения, принятой христианством. Однако, как быть в таком случае с наблюдениями физика Ф. Капры, который обнаружил гораздо больше аналогий современной физики с восточным мистицизмом? А там, как известно, существует идея цикличности: вселенные производятся на выдохе Брахмы и исчезают на вдохе. Почему бы нам не помолиться восточным богам?
Между тем на Востоке есть люди которые занимаются рассматриваемой проблемой серьезно и основательно, и среди них немало христиан (в основном, правда, приглашенных с Запада). Это происходит в рамках движения за синтез науки и религии, в котором принимают участие и видные ученые - лауреаты Нобелевских премий о области физики и биологии и которое провело уже два всемирных конгресса (в Бомбее в 1986 и в Калькутте в 1997 гг.).
Об интеллектуальной честности. Основной вывод автора о совместимости науки с религией, возможно, и не вызывал бы возражений, если бы не сделанная им оговорка, что условием этого должна быть абсолютная честность обеих сторон. Вот тут-то я не могу не поделиться своими сомнениями. И в самом деле, если наука честна в критике своих непоследовательностей и возможностей (иначе моему оппоненту, не являющемуся физиком, было бы сложно найти примеры трудностей, переживаемых физикой), то религия, по крайней мере, в рассматриваемом изложении - вряд ли. Ведь, будучи абсолютно честным, как не признать, что ты не всегда знаешь, с кем имеешь дело во время молитвы, или, по меньшей мере, хотя бы предупредить, что такая проблема существует.
Возможно, что, молясь, человек беседует с самим собой, точнее с бессознательной частью своей психики, что, может быть не так уж и мало, но к Богу имеет лишь косвенное отношение. Да и жертва Христа, по большому счету, выглядит не вполне убедительной. В Библии есть и другие непоследовательности, что, впрочем, и не удивительно, ибо она состоит из частей, написанных разными людьми в разное время. Удивительно другое - то, что об этом не говорит автор статьи, взявшийся сравнивать религию с наукой. Впрочем, он, как уже отмечалось, возможно, и не считает, что в священных текстах должна присутствовать логика - ведь еще в древности было сказано: верую, ибо абсурдно?
К кому обращена молитва? Перехожу к самому большому разделу статьи, касающемуся христианской этики. Надо сказать, что здесь автор проявляет определенную широту и не ограничивается лишь заглавной темой, рассуждая о категорическом императиве Канта, как основе для этики; справедливо замечает, что Библия - самая читаемая книга. Что касается убежденности в общении именно с Богом, то доказательств по-прежнему не приводится, разве что через личные ощущения, наподобие того, что муж знает о том, что жена его любит (но он, ослепленный собственной любовью, может и ошибаться!). Еще раз подчеркивается мысль, что быть христианином - значит просить у Бога прощения за свою греховность, т.е. подчеркивается, что христианину постоянно присуще чувство вины.
Идеализм христианства и ... марксизма. Не вызывает возражений утверждение автора о влиянии христианской идеи на общественную жизнь. Этот идеализм, как считает автор, противоположен материализму Маркса-Ленина. Думаю, однако, что дело здесь обстоит не совсем так, ибо, как это ни странно, Маркс и Ленин на деле тоже проявляли себя как идеалисты. Первый умозрительным путем пришел к идее о том, что будущее общество должно быть коммунистическим и предложил под эту идею перестроить мир, а второй принялся воплощать упомянутую идею в жизнь. Причем идея в этом случае выступала как первичный фактор по отношению к экономике (чистый идеализм!).
О гуманизме и идеале человека в христианстве. Значительным по размеру является также раздел статьи о границах гуманизма. Сопоставляя представления немецкого Просвещения с христианскими, автор делает вывод о расхождении христианских взглядов с гуманистическими. Согласно христианству, считает автор, человек по своей природе зол, а его разум не ведет к добру. При этом подчеркивается мысль, что человек сам не может руководить своим поведением, не обращаясь за поддержкой к Богу.
Из этой мысли можно сделать вывод о бесперспективности образования, научно-технического прогресса. Это в то же время и призыв к бездеятельности: нужно сидеть и ждать искупления как подарка свыше. Не следует ли отсюда, что идеалом христианской религии является темный, запуганный, необразованный человек, усердно молящийся Богу? Интересно, как при этом автор оправдывает использование им самим технических достижений, например компьютера, которые созданы весьма образованными людьми, вкусившими от “древа познания Добра и Зла”? Или он не пользуется техническими достижениями?
Религиозность неизбежна? Таковы некоторые мысли, возникшие в ходе чтения статьи Б. Фолькманна. На этом прервем обзор ее содержания, ибо дальше рассуждения автора касаются собственно религии и не связаны с наукой. Статья в целом, как уже отмечалось, посвящена возможности сочетания науки с религией (христианством), которую автор оценивает положительно. Выше я уже назвал вопросы, остающиеся без ответа при чтении статьи, основной недостаток которой, на мой взгляд, в том, что автор под наукой понимает лишь “объективную” науку, т.е. фактически науку об объектах неодушевленных. При этом реальный человек со своими эмоциями, сомнениями и пр. выпадает из научного рассмотрения.
Из такого подхода, казалось бы, логически вытекает потребность скорее в религиозности, чем в атеизме, о котором ранее писал в газете академик В.Л. Гинзбург, ибо религия в таком случае выступает в спасительной роли ликвидатора этого несоответствия, поскольку ориентирована на человека, как бы дополняя естествознание в тех областях, куда оно еще не проникло. И если нет иных представлений о внутреннем мире, то религиозные представления просто необходимы для дополнения картины внешнего мира миром внутренним. Но они, такие представления, есть!
Поэтому при сопоставлении с религией науки о человеке, точнее - о его внутреннем мире, ситуация в корне меняется, и религия уже не играет роли единственного путеводителя в область внутреннего мира человека. В применении к рассматриваемой статье это означает, что ее автор, обращаясь к достоинствам религии, веры, игнорирует достижения психологии, особенно глубинной. В то же время, один из создателей глубинной психологии К.Г. Юнг подробно рассматривал психологические аспекты различных религий. Отмечая психотерапевтическое воздействие религии на верующих, он сам предпочитал пользоваться для психотерапии нерелигиозными методами, хотя и учитывал тот “объективный” факт, что человеческая психика “населена” архетипами (первообразами) древних мифов, религий, мистических практик.
Так что совместимость науки и религии, по крайней мере в некоторых аспектах, доказана в психотерапии на практике. Истоки этой совместимости - в особенностях психики, личности человека, на некоторые из которых религия обратила внимание раньше, чем наука. В самом деле, личность ученого может вбирать в себя, помимо науки, еще и религию так же, как и принадлежность к той или иной политической партии, любовь к классической или рок-музыке....
Плодотворна ли религия? Иное дело - плодотворность такого совмещения. Великий немецкий поэт И.В. Гете, 250-летие которого недавно отмечалось и в России, писал: “Was fruchtbar ist, allein ist wahr” (“Лишь плодотворное верно”). Вот об этом в статье, на мой взгляд, сказано недостаточно. А если начать размышлять в таком направлении, то на горизонте появятся не только христианство, но и другие религии, в частности восточный мистицизм.
При игнорировании научного подхода к внутреннему миру человека, эта “экологическая ниша”, по большей части, заполняется религией. Так было во все времена, и подобная ситуация, надо думать, продолжится и в ХХI веке. Хотя история знает и нерелигиозных ученых. Помимо видных советских ученых, к их числу относился и З. Фрейд, учитель К. Юнга. Религиозность же А. Эйнштейна, о которой упоминает автор, была отнюдь не христианского (и не иудейского) типа. Он, по примеру Спинозы, исповедовал своеобразный пантеизм.
Отвечая на заглавный вопрос данной статьи, можно сказать, что религия может быть плодотворной для ученого как объект изучения, поскольку она поднимает морально-этические проблемы и расковывает творческое воображение, и, конечно, как элемент общей культуры. Что касается религии как веры, то это -. дело выбора каждого, зависящее от традиций, воспитания, жизненного пути, хотя высокий уровень образования и навык исследовательской работы обычно повышают уровень критичности к принятию на веру любой информации, тем более информации догматичной, и это может сказаться, если не на наличии самой веры, то на ее характере.
Заменит ли психология религию? Не означает ли сказанное, что для религии подрастает “смена” в виде различных направлений глубинной (в частности аналитической) психологии, которую К. Юнг называл “западной йогой” и в становление которой вложило свой вклад и христианство? Действительно, теперь у образованного человека, быть может, впервые в истории появляется выбор - выбор не только между различными религиями, как это было еще во времена крещения Киевской Руси, но также и между наукой о психике, впитавшей в себя религиозные наблюдения, ценности и отчасти даже ритуалы, и религией в ее первозданном или близком к нему виде. Думается, что естествознание меньше пересекается (т.е. решает одни и те же вопросы) с религией, чем психология, хотя религия претендует и на освещение вопросов, относящихся к компетенции физики, биологии и медицины.
Для малообразованных слоев населения альтернативы для религии, по-видимому, нет: во всяком случае, вера более общественно полезна, чем безверье, к тому же осложненное множеством суеверий. Но поскольку на практике грань между образованными и малообразованными людьми провести нелегко, научные знания о внутреннем мире человека будут полезны всем, в не меньшей степени, чем научные сведения о природе.
Вся трудность самопознания - в специфичности субъекта (личности) как объекта научного анализа. И здесь, нам представляется, не стоит игнорировать наработки, сделанные в различных религиях и мистических практиках, предварительно подвергнутые научному осмыслению. Конечно, о полной замене религии психологией говорить нельзя, поскольку религия имеет более широкое поле деятельности, устоявшиеся и привлекательные для многих обряды и сильную церковную организацию.
Повышение роли психологии связано с тем, что психология успела создать модель психики (действуя как бы изнутри нее) человека, отличающуюся от религиозной, которая прибегает к постулату о внешнем ее (души, психики) источнике (Боге). Наука здесь действует скромнее, стремясь, следуя завету Оккама, “не умножать сущности”, а это даже по-христиански оправдано, ибо Бог избрал “немудрое мира, чтобы посрамить мудрых”, как писал апостол Павел.
Влияние науки на религию стало проявляться с началом Нового времени, когда, после ожесточенных споров, доходящих до насилия со стороны церкви, система Коперника была все же признана. Если раньше религия признала правоту науки в изучении внешнего мира, то теперь настала очередь сделать это в отношении мира внутреннего, тем более, что в распоряжении религии останется еще масса проблем, не решенных наукой. И так будет продолжаться в обозримом будущем: законы жизни одинаковы и для науки, и для религии - чтобы сохраниться, нужно измениться (прошу прощения за каламбур!). А жизнь (теолог сказал бы: Бог) шире их обеих, и потому вправе диктовать свои законы.
Что есть “Бог” для ученого? Понятие “Бог” даже для ученого, которого относят к верующим, не обязательно совпадет с понятием официальной церкви, поскольку нередко ученый называет Богом необъяснимую (или не объясненную пока) гармонию мира как внешнего, так (вспомним И. Канта!) и внутреннего. Близки к этой позиции были крупнейшие физики ХХ века Альберт Эйнштейн, Нильс Бор и Вернер Гейзенберг, о чем свидетельствуют, например, их высказывания, приведенные в статье немецкого физика Х. Изинга.
Что же касается цитированного в той же статье Вольфганга Паули, то он посвятил специальное исследование анализу влияния христианских архетипов, и в частности архетипа Святой Троицы, на научное творчество Иоганна Кеплера, приведшего к изменению взглядов на законы движения планет, тем самым, применив (ретроспективно) к проблеме “наука - религия” понятия аналитической психологии Карла Юнга. Из этих исследований вытекает, в частности, что в прошлом наука и религия уживались в психике ученого (Кеплера), однако в ХХ веке другой ученый (Паули) уже получил возможность (ранее не существовавшую) излагать это явление на плодотворном языке аналитической психологии с целью осветить путь познания новейшей физике. Несколько лет назад переписка В. Паули с К. Юнгом вышла в Германии отдельной книгой.
Проводя подобные рассуждения, спросим себя, однако, не отбрасываются ли при этом прочь выработанные религией морально-этические нормы? Такая опасность существует, но если уделить ей внимание, пожалуй, не слишком велика, ибо то, что выдержало испытание временем, частично уже перекочевало из христианства в этику светской жизни.
Завершая статью, хотелось бы пожелать, чтобы разговор продолжили, помимо иностранных, также и ученые России, как верующие, так и не считающие себя таковыми (к последним относится и автор этих строк), причем не только естественнонаучной, но и гуманитарной ориентации, поскольку и рецензируемая и данная статья написаны в значительной мере с естественнонаучных позиций. Интересно было бы узнать также мнение теолога, занимающегося вопросами взаимодействия с научным знанием.
Вместо послесловия. Написанное ниже не входило в первоначальный текст статьи и связано с опубликованными недавно "Общей газетой" интервью крупного российского поэта Иосифа Бродского, данными им в период эмиграции в США и появлением статьи Л.Н. Митрохина.
Иосиф Бродский спустя многие десятилетия делится своими впечатлениями о знакомстве (это произошло в один год) с индийским эпосом "Махабхарата" (и ее частью "Бхагавад-гита"), "Божественной комедией" Данте, Ветхим и Новым заветами. Вот его слова[4]: "И метафизические горизонты индуизма произвели на меня куда большее впечатление и со мной всегда остались. Это потом я понял, что это не мое. Но когда я читал Новый завет, то невольно сравнивал, и то, что дает человеку индуизм - это действительно метафизический эквивалент каких-то Гималаев... Иудаизм можно сравнить с потоком в узком русле, но колоссальной интенсивности... и мне кажется, что духовный потенциал человека - грех говорить такие вещи - более реализован в Бхагавад-гите, нежели, скажем, в Новом завете".
В другом своем интервью, отмечая, что для русского человека нет большой разницы между Ветхим и Новым заветами, он добавляет, что сделал, в конечном итоге, выбор в пользу иудаизма и даже, скорее, христианства. "В общем, мне кажется, что моя работа есть, по большому счету, работа во славу Бога. Я не уверен, что он обращает на нее внимание..., что я Ему любопытен, но моя работа, по крайней мере, направлена не против Него". Таков личный выбор поэта. Здесь уместно еще раз сказать, что Бог поэта и, особенно, Бог ученого может отличаться от Бога официальной церкви, и скорее напоминает непознанную гармонию мира. Вспомним также приведенные нами при обсуждении научной революции слова Б. Рассела о том, что ученого отличает не то, во что он верит, а то, как он это делает.
Мой путь постижения религии похож на описанный путь большого поэта, только по нему я пошел независимо, не зная о том, что он существует, хотя и на десятилетия позднее. По-видимому, в наше время, когда очень распространена ведическая литература, это не такой уж редкий путь. Но в моем случае - это скорее путь рационального постижения религии, чем путь веры в конкретного Бога.
Теперь о статье Л.Н. Митрохина, на которую обратил мое внимание Д.И. Трубецков. Лев Николаевич пишет: "Приходится так или иначе признать иррациональность, укорененность религиозных знаний в тайниках души, где решаются глубокие экзистенциальные проблемы и где определяющей является интуиция... Иными словами можно говорить о взаимной дополнительности религиозной веры и научного знания как двух измерений человеческого бытия, лишь в совокупности удовлетворяющих мировоззренческие потребности миллионов и миллионов..."
И далее, говоря о борьбе с лженаукой и мистикой и в целом одобряя эту борьбу, Л.Н. Митрохин тем не менее предостерегает: "Кажущиеся сегодня мистическими и фантастическими взгляды могут указать на явления, о которых добросовестные исследователи пока и не подозревают, и тогда грозит опасность вместе с водой выплеснуть и ребенка".
Приведенные цитаты выражают точку зрения известного отечественного философа, члена-корреспондента РАН, автора ряда книг и статей по философии религии, с суждением которого, как мог убедиться читатель, не расходится позиция автора этой книги, хотя у нас речь идет не только об общих проблемах, но также о психологических механизмах влияния религии и об уже практически реализующихся конкретно-научных и практических подходах к проблеме "наука - религия" с выходом на образование.