К вопросу о диалектике II
Возьмём для примера понятие «наука». Материален или нематериален этот феномен человеческой культуры? И материален, и нематериален. Да, развитие мировой науки представляет собой развитие определённой системы человеческих идей. В этом смысле, в этом аспекте наука нематериальна, идеальна. Развиваясь по специфическим законам движения человеческих понятий, она резко отличается от отражаемого ей материального мира, который развивается по своим законам. Но в других смыслах, в других аспектахнаука вполне материальна. Прежде всего, её идеальная продукция всегда облачена в материальные формы языка, письменности, Фондов научных публикаций и т. п. Наука вооружена всевозможными приборами, на создание которых работает целая отрасль материального производства - научное приборостроение. Весь мир техники представляет собой материализованную форму научных знаний о природе. Последнее показывает, что наука уже давным-давно явочным порядком обосновалась в экономическом базисе общества, ибо орудия труда составляют его первооснову.
В сущности, даже этого элементарного содержательного анализа! понятия «наука» в 30-50-х гг. XX в. было бы достаточно для того,чтобы предотвратить многолетние и бесплодные дискуссии о превращении науки в непосредственную производительную силу общества.
Вместе с тем, формально-логическое оперирование сложными понятиями может быть вполне успешным. Важнейшим условием является чёткая фиксация одного из их возможных смыслов, который не должен меняться в процессе рассуждений. Это требование не столько в духе диалектики, сколько в духе закона тождества из традиционной формальной логики. Диалектика играет особенно важную роль в предварительном осмыслении сложных понятий, с которыми предстоит работать. Её новое слово по сравнению с формальной логикой заключается в понимании относительности (релятивности) смысла, содержаниятаких понятий. Выбор одного из противоположных смыслов при этом связывается с чёткой фиксацией того отношения, в которое мысленно ставится исследуемый предмет во взаимодействии с другими предметами.
Вновь вернёмся к понятию «наука». Если наука противопоставляется своему объекту - материальному миру, то её можно рассматривать как нематериальную область развития человеческих идей по, своим специфическим законам. Прежде всего - по законам логики и| эволюционной гносеологии. Но наука и сама вполне может быть предметом научного анализа. Логика, история науки, науковедение,: социология науки, наукометрия и т. д. - всё это примеры наук о науке (самосознания науки, рефлексии над наукой). И для наук о науке при этом на первый план выходит материальная воплощённость научных идей в формы языка, письменности, фондов научных! публикаций и т. п. Очевидно, например, что для историка науки; фонды научных публикаций, переписка учёных и другие документы, - самая настоящая чувственно данная, материальная объективная реальность. Даже если он пытается постигнуть логику развития научных идей, ему всё равно приходится работать в первую очередь с этими материальными формами движения идей.
Релятивность сложных понятий особенно очевидна в случае взаимодействия понятийной пары «объект познания» - «субъект познания». Так, объектом познания физики является объективный мир физической реальности - изначальный, первичный, существовавший за миллиарды лет до возникновения физики и существующий в нашевремя независимо от неё. Физическая отрасль естествознания в целом противостоит ему как общественный субъект познания, пытающийся движением своих понятий отразить динамику мира физической реальности. Но физика сама становится объектом познания для историков науки, логиков, науковедов и других учёных, которые пытаются понять объективную логику движения физических идей. При этом уже физика противостоит тому же науковедению как объект субъекту. Науковедение стало оформляться лишь с 50-х гг, XX века, а физика к этому периоду уже прошла многовековой путь развития опять же первично и независимо от него. Это так в силу уже одного того факта, что даже в эпоху Галилея и Ньютона на науки о науке не было и намёка (за исключением логики).
ОСОБО ПОДЧЕРКНЕМ, что диалектическая гибкость мышления при формально-логическом оперировании сложными, релятивными понятиями всецело определяется опытными знаниями человека о предмете своих рассуждений. Точнее говоря, не столько рассуждений, сколько размышлений перед тем, как пуститься в путь сложной логической дедукции. Если таких предварительных размышлений нет, то логическая дедукция становится одним из источников «смутного мышления», плодящего многословную путаницу понятий, заблуждений, псевдопроблем и надуманных парадоксов.
В частности, в истории советизированного марксизма именно в силу этой причины был искусственно запутан, в общем-то, простой вопрос о статусе науки как непосредственной производительной силы общества. Большую часть специалистов сталинского призыва отличало поверхностное знание сложного марксистского учения и плохое знание реальной науки и техники, ибо рекрутировались такие обществоведы чаще всего не из научно-инженерной среды. Характерно, что большая часть дискуссий на эту тему утратила смысл для поколения советских исследователей 70-80-х гг., значительная часть которых приходила в десталинизируемый отечественный марксизм из науки и техники.
Вновь подчеркнём, что диалектическая гибкость мышления прямо зависит от опытных знаний человека о предмете своих рассуждений. Если таких знаний у людей нет, то их логические дедукции плодят «смутное мышление». Последствия, таким образом, те же, что и в случае ранних этапов познания новых объектов. Однако причины разные. Одно дело, когда в логическую дедукцию заводятся объективно не сформировавшиесяпонятия. Именно это и характерно Аля ранних этапов познания, когда просто нет эмпирического базиса под строгие и чёткие понятия, Другое дело, когда логическая дедукция становится рассадником «смутного мышления» из-за негибкости исходных установок людей, из-за их упований на «авто-магизм» формальной логики, Зачастую понятия о сложном объекте при этом вполне сформировались и опытных знаний вполне хватает, чтобы правильно ориентироваться в понятиях. Мешает только заформализованность мышления, большая или меньшая склонность каждого из нас некритически культивировать привычные группы понятий.
В частности, у тех же советских обществоведов 30-50-х гг. было всё необходимое для того, чтобы не плодить пустые дискуссии о науке как производительной силе общества. Им была хорошо известна ранняя работа К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология», где язык был чётко определён как материальное бытие идеального мышления. Не были для них секретом «Капитал» и подготовительные рукописи к нему, где К. Маркс чётко и не единожды определил орудия труда как материальную форму научных знаний. Всё дело было в том, что в 30-х гг. в отечественном марксизме восторжествовала его сталинская версия дико вульгаризованная, самодовольная, нетворческая и агрессивная. Критиковать примитивный набор её догм и понятий в 30-50-х гг, было практически невозможно, зачастую - просто опасно для жизни. В таких условиях быстро сложился искусственно ограниченный набор понятий, который стал привычным в формальных теоретизированиях советских обществоведов.
Давно и правильно замечено: если силлогистическая дедукция выдаёт интеллектуальный брак, то это значит, что нужны новые понятия. На ранних этапах познания их ещё надо выработать. На зрелых этапах их надо искать за пределами тех групп понятий, с которыми привычно работается. Поэтому Гегель был в значительной (хотя и не в полной) мере прав, связывая диалектическую гибкость мышления с познанием теоретическим, т. е. с познанием в условиях достаточно развитого понятийного аппарата.